Сандра (Sandra) – это успешная немецкая поп-певица, полное имя которой Сандра Анн Лауэр, также известная как Сандра Крету, прославившаяся на европейской эстраде как вокалистка и исполнительница популярных песен во второй половине 1980-х – начале 1990-х годов. Ее голос до сих пор хорошо помнят многие меломаны и поклонники музыки стиля диско.
Хуберт Кеммлер (Hubert Kemmler) – это лидер и солист немецкой группы новой волны начала 1980-х годов под названием Hubert Kah. В середине 80-х годов прошлого века пути Сандры и Хуберта Кеммлера пересеклись, в результате чего в их творческом союзе были создан ряд популярных песен в стиле евро-диско конца XX века. Главной особенностью их сотрудничества стал мелодичный саунд и узнаваемый голос Хуберта на бэк-вокале в песнях Сандры. Самые известные из них – это Maria Magdalena, In the heat of the night и Heaven can wait, занимавшие высокие места в музыкальных хит-парадах разных стран.
Содержание
Сандра и Хуберт Ка
Каждое поколение помнит и любит музыкантов, популярных в дни юности. Музыка, как саундтрек жизни, сопровождают все моменты нашей жизни, счастливые, печальные и трагичные. И даже не важно, хотим мы их помнить или же наоборот цепляемся за них, как только зазвучат первые аккорды той самой песни, перед нашими глазами встает картины прошлого. Мы любим эти звуки и голоса. Или ненавидим. Но мы не остаемся равнодушными. Для меня это голоса немецких музыкантов Сандры и Хуберта Кеммлера.
Я была практически в младенческом возрасте, когда впервые услышала этих певцов. И эти песни стали для меня колыбельными. Сандра пела словно она была моей мамой, а Хуберт заменил голос отца. Вот насколько глубоко в подсознание они проникли. И теперь совершенно не важно, хороши и плохи их песни, я их люблю как часть своего прошлого, как членов семьи.
Но почему именно они? У всех, кто хоть какое-то время успел пожить в советское время, была зеленая пластинка дебютного альбома Сандры под названием The long play. А еще у меня был проигрыватель, свой собственный, и там я слушала сказки и музыкальные спектакли. А вот большой проигрыватель родителей я тоже со временем научилась использовать, и стала осваивать их взрослые пластинки. И среди всех особенно мне приглянулась Сандра. А на бэк-вокале у нее пел Хуберт Кеммлер. Два в одном, два голоса моего детства. Родители не умели петь сами, зато они одарили меня теми, кто хотя бы пытался.
Сандра
Я думаю, не только для меня Сандра была образом красивой женщины в детстве. И это действительно неплохой пример для подражания: умеренное оголение и достаточное целомудрие, прибавьте к этому природное обаяние и естественную красоту. А еще звонкий голосок, хорошее настроение, статная фигура и даже некоторое количество серьезных песен. Лично я не успела, а вот девочки постарше, говорят, в 80-х делали прически под Сандру и красились как она. А для меня очень долгое время существовал лишь ее голос.
Более того, в этих песнях мне больше нравился второй голос, мужской, помогавший Сандре в припевах. Я понимала это как диалог и приглашение разыграть песню по ролям. Для меня это были мини-спектакли. Однако личность певца была неизвестна, лишь спустя годы я узнала, что принадлежит он Хуберту Кеммлеру, солисту и основателю группы Hubert Kah. Долгое время я считала этот голос одним из самых загадочных по одной простой причине: я не знала, кому он принадлежит и возможно ли услышать его без Сандры. Случилась любопытная вещь: я ставила пластинку Сандры, чтобы послушать Хуберта.
Мне пришлось ждать около двадцати лет, чтобы, наконец, повторно открыть творчество Хуберта Кеммлера. И все это время меня не покидала Сандра, с Хубертом или без него, но ее песни тем или иным способом поселились в моем подсознании.
Творчество Сандры развивалось очень гармонично. Будучи еще молоденькой девушкой, она пела девичьи песни в составе группы Arabesque, затем сольно она рассказывала о чувствах молодой женщины. Ее визуальный образ всегда соответствовал темам песен. Увлекшись идеями защитников природы, она честно спела об этом песню Johnny wanna live.
Когда певица родила, соответствующие песни, уже умудренной опытом женщины, появились в ее репертуаре. И ее философские размышления (альбомы The art of love и Back to life) также нашли отражение в ее позднем творчестве. Все в ее карьере было вовремя и соответствовало внутреннему развитию Сандры. Как же ей так повезло?
Человек довольно капризный, Сандра требовала, чтобы к ее творчеству относились аккуратно и трепетно, с наивысшим вниманием. Она может работать только в команде единомышленников, где все ее знают и понимают ее желания. И большую часть творческого пути у нее такая команда была.
Состояла она из мужа, волшебника Михаэля Крету, генератора идей гениального Хуберта Кеммлера и трудолюбивого Йенса Гада. А собрала их всех вместе не кто иная, как будущая жена Хуберта, Сюзан. Его неизменная муза и лучшая подруга Сандры оказалась серым кардиналом этой фантастической команды.
Расцвет творчества Хуберта также связан с работой в этой команде. В это время он окончательно выходит на первый план в группе. И если в песнях новой волны (два первых альбома группы) можно сказать, что трио действительно являлось союзом трех творческих единиц (самого Хуберта, Клауса Хиршбургера и Маркуса Лёра), то с появлением у командного пункта Михаэля Крету Хуберт единолично занял место лидера. Связываний в смирительную рубашку больше не будет, наступили иные времена – Goldene zeiten. А Клаус и Маркус прочно переквалифицировались в соавторов для обоих проектов.
Совершенно ясно, что без Хуберта Сандра бы не только потеряла великолепный бэк-вокал, но и узнаваемое звучание и большую часть своих песен-визитных карточек. Без Хуберта она звучала бы как на би-сайде своего дебютного сингла Japan ist weit, как в песне Sekunden. Мне нравится эта песня, но еще больше мне нравится та сладость и яркость, которая появилась в On the tray.
На дебютном альбоме певицы есть композиция, записанная без участия Хуберта – Heartbeat. Это тоже пример того, в каком направлении могла бы развиваться карьера Сандры. Это достойная композиция, но я не могла бы слушать альбомы, наполненные Heartbeat, Change your mind или You and I. Это же понимал и продюсер и муж певицы, выпустивший синглами песни с авторством Хуберта.
После того, как несравненный Хуберт ушел в отставку, команда Сандры не отчаялась, в ней появился Франк Петерсон (будущий открыватель нового направления в творчестве Сары Брайтман), и песни потеряли свою яркость, но приобрели медитативность. Сандра стала эдаким персонализированным и женским отделением Enigma. И это при том, что и Клаус Хиршбургер, и Маркус Лёр продолжили писать песни для успешного проекта.
Но и у Хуберта после ухода из креативной команды творчество окончательно утратило прежнюю задорность и приятную беззаботность. Никаких космических посланниц уже не было даже в последней работе с Крету: только предупреждения о войне, смерть близких и опасения за свой рассудок.
И выходит, что именно Хуберт оказался незаменимым катализатором успеха даже для своего собственного проекта. Когда из творческого процесса ушла версия немного сумасшедшего Хуберта (а наш гений страдает легкой формой шизофрении, как гению собственно и положено), и Сандра, и Хуберт ушли в тень. Постепенно.
Не сказать, что Сандра была совсем уж незаметна для публики после последнего альбома, записанного при участии Хуберта (Into a secret land), но каждый раз, пытаясь реанимировать свою карьеру, она обращалась к помощи Хуберта.
Сначала выпустила ремикс на Maria Magdalena в 1993 году, пытаясь поймать новые танцевальные веяния, а затем, после многочисленных провалов, попросила его написать пару песен для ее нового альбома в старом стиле (Stay in touch, 2012). Что Хуберт и сделал, украсив новые композиции не только авторством, но и бэк-вокалом.
И Painting in yellow, и Close to seven, и Fading shades по-своему хороши и самобытны. Сандра взрослела и не могла постоянно петь о невинной любви, ее занимали другие вопросы – сочувствие жертвам атомной бомбардировки (Hiroshima), защита животных, женские судьбы (When the rain doesn’t come), свобода выбора (No taboo).
Вместе с Enigma в ее творчестве появилась возможность высказаться, чем она и воспользовалась. Однако это не нашло поддержки у слушателей. Вопросы жестокости к женщинам (Don’t be aggressive) или духовного развития (Your way to India) мало волновали большую часть публики, хотя песни были обрамлены современным саундом.
Путешествия во времени (Son of a time machine) тоже не пришлись ко двору. И даже несмотря на то, что альбом Fading shades стоит на танцевальных ритмах (You are so beautiful, Won’t run away и другие), они не спасли карьеру Сандры. Каким-то магическим образом даже неплохой кавер на нетленку Procol Harum не повысили ее позиций в чартах.
Сандра записывала качественный материал, но он никого не интересовал. И с ней не было Хуберта, того, кто раньше помогал пробиваться на вершины чарта. Хуберт не был заинтересован в этом даже в отношении собственного творчества в то время.
Положение немного поправила попытка вернуться к саунду 80-х с последним из записанных с тогда еще мужем Михаэлем Крету. И в начале 2000-х о Сандре вспомнили. Михаэль умел преобразовывать голос Сандры так, чтобы он звучал молодо и звонко, но по его собственному признанию то, как звучит Сандра в Wheel of time – это все, что он мог сделать. А звучит она там уже несколько неестественно. И больше он для нее ничего сделать не смог и не захотел делать.
Певица отправилась в собственное плавание на свой страх и риск. Ни одна из ее попыток этого не оправдала себя. Большого успеха не было. Но однако Сандра гордится своими взрослыми альбомами, так как она имела возможность петь о том, что ее в самом деле волнует. Что ж, успех обходил ее стороной на этом этапе жизни. Ей приходилось только мириться, пока она, наконец, не набрала номер Хуберта и не попросила его вновь присоединиться к ее команде.
Хуберт Кеммлер
Так что выходит, что наполовину сумасшедший Хуберт Кеммлер ответственен за успех двух больших и нескольких маленьких проектов, хотя вся слава достается продюсеру Михаэлю Крету. Не потому, что тот выпячивает свое эго, отнюдь. Лишь потому, что сам Хуберт остается в тени.
Понимая, что болезнь больше не оставляет ему шансов нормально существовать в социуме, в конце 80-х он добровольно отправился на лечение. Он потерял за это время свою семью, горячо и страстно любимую жену Сюзан, которой посвящены отчаянные и проникновенные песни.
Однако в период небольшого просветления Хуберт собрался с силами и записал свой самый неоднозначный альбом, то ли гениальный и непонятый, то ли совсем не к месту изданный, то ли являющийся порождением больного мозга.
Большая часть поклонников так и не приняла Hubert Kah в 1996 году, мотивировав это тем, что из музыки исчезло то самое волшебство, за которое они полюбили Хуберта. Волшебство в самом деле исчезло. Волшебство 80-х. Но появилось нечто иное.
Хуберт не в первый раз запрыгнул не в тот вагон по мнению окружающих. Он начал свою карьеру с песен в стиле новой волны (Neue Deutsche Welle, NDW) и был одним из законодателей этого стиля, он удачно изображал сумасшедшего на сцене, страстно влюбленного и развратного жиголо (альбомы Meine Hohepunkte и Ich komme).
Великолепное трио отлично проводило время, развлекаясь и смеша публику. У них сложилась настоящая мужская компания, которая не прочь подурить. У Hubert Kah появились тысячи поклонников, и они до сих пор верны своему кумиру, посещая те редкие концерты, что дает Хуберт, послушно исполняющий для них гимн 82 года Sternenhimmel.
И после двух успешных альбомов их команда нежданного начала сотрудничество с Михаэлем Крету и создала совершенно новое направление в немецкой поп-музыке. Как было сказано выше, с выпуском Goldene zeiten наступил Золотой век. И именно благодаря этому сотрудничество проект Сандры получил новое направление.
Да, сам Хуберт не гремел по всему миру (кроме, конечно, Японии, где их с Сандрой слава была сопоставима) и не получил рекордное количество первых мест в хит-парадах всех стран на свете с Maria Magdalena. Однако это он написал эту песню, и он заставил звучать Сандру так, что она на долгие годы представителем Германии за рубежом.
Эти изменения произошли с командой весьма органично. Они набрали новую армию поклонников. И вдруг их оказалось две: те, кто помнил их по сцене новой волны, и те, кому нравились поп-песни. Именно поэтому новое преобразование творчества для самого Хуберта не стало революцией (как для поклонников), для него это просто развитие. Теперь он стал ощущать музыку именно так.
Один из тех артистов, кто не следует моде, кто в лучшем случае сам создает новое направление, слушая позывы своей души, Хуберт почувствовал потребность в исповедальной лирической музыке. И разве это не логично, после того, что он пережил? Не самое легкое испытание каждый день ощущать, что твой разум тебе больше не служит и что каждую минуту ты можешь обратиться в кого-то другого и даже не узнать себя, более того, не чувствуя в этом даже потребности.
На мой взгляд, столь разительная перемена логична и обусловлена внутренними переменами артиста. Он действительно предельно откровенен, он выпускает только ту продукцию, в которую верит. А уже наше дело, принять ли перемены или пройти мимо.
Я пройти мимо не смогла. Для меня нерв и горечь, открытость и откровенность и одновременно мягкость и добродушие альбома Hubert Kah стали одним из любимых альбомов не только в творчестве этой группы и их гениального лидера, но и вообще среди многих артистов.
Только заглавный сингл C’est la vie претендует на обычность, на стандарт середины 90-х. Да и то, композиция дышит искренностью и свежестью. Это послание любви, несмотря на грусть, окутывает теплыми солнечными лучами и дарит надежду. На бэк-вокале мы слышим Сюзан, талантливую жену Хуберта, которая несмотря на семейный разлад помогала ему в творчестве. Как и он помог ей с выпуском альбома Slavik… Kemmler.
Но если разобраться, такой ли уже революцией был Hubert Kah в творчестве одноименного коллектива? Разве прежде Хуберт не пугал параноидальными признаниями в Victim of brain, разве не называл вещи своими именами в So many people, не вызывал ли дрожь и слезы в Midnight sun, не кричал ли с надрывом, зовя Сюзан в Suzanne и не делал ли устрашающих признаний в Pogo the clown? Все это уже было в его голове, просто не так велика была концентрация отчаяния и красоты в прежних работах.
И что же дальше? Он снова взял перерыв на лечение, его душа не выдерживает такого напряжения. И появившись с новым альбомом в 2005 году, о чем поведал нам душедайвер Хуберт (Seelentaucher переводится с немецкого именно так)? Снова откровенные признания, снова небесная красота, которую улавливает его мозг, опять одиночество творца.
Он не может наладить контакт с людьми. Все звенит в нем, музыка говорит с ним, но как передать это? По всей видимости, Хуберт слышит то, что современный уровень технологий не позволяет записать и подарить людям. Так всегда происходило со всеми гениями в любой отрасли искусства и науки.
И не потому ли он постоянно откладывает выпуск альбома, который обещает поклонникам уже пару-тройку лет? Он не может его записать так, как слышит. И это трагедия музыканта. Ни один музыкант не может успокоиться, если он не может передать слышимый материал с максимальной точностью.
Ведь все артисты лишь транзисторы. И Бетховен, и Эйнштейн заявляли, что знание (музыка в нашем случае) им приходит, они лишь записывают и пытаются осмыслить. Поэтому наше дело лишь ждать, пока Хуберт сможет сделать запись, которая удовлетворит его. Или не ждать.
Он, конечно, может согласиться на просьбу Сандры и написать ей песни в старом стиле. Это ведь раз плюнуть, это для него пройденный этап, он прекрасно знает, как это делается, и он напишет. Во имя старой дружбы. Но только вряд ли это ему интересно на самом деле. И, разумеется, он будет общаться с людьми и улыбаться, а собеседники выйдут из комнаты в полном восторге, думая, что не встречали никого душевнее и уютнее, умнее и веселее. Но разве он поговорил о том, что на самом деле его волнует? Нет, он в тотальном одиночестве, окруженный глубокими морями отчаяния и высокими горами защиты. Все поет в нем. Но он – один. Он застрял в своем подсознании.
51 пинг
Перейти полю для комментария